Домой Шоу бизнес Вдова Армена Джигарханяна: Я более полувека в плену его харизмы

Вдова Армена Джигарханяна: Я более полувека в плену его харизмы

282
0

Вдова Армена Джигарханяна: Я более полувека в плену его харизмы

Народный артист СССР, режиссер, театральный педагог, основатель и бессменный руководитель Московского драматического театра Армен Джигарханян скончался 14 ноября на 86-м году жизни после тяжелой болезни. Более полувека рядом с ним была его жена и верный друг Татьяна Власова, которая отказалась от собственной актерской карьеры ради того, чтобы обеспечить все необходимые условия своему талантливому супругу. Татьяна Сергеевна согласилась ответить на вопросы ФАН, в откровенном интервью она рассказала о своем первом муже, о знакомстве с Джигарханяном, об их любви, совместной жизни, о чертах, которые ее особенно привлекали в супруге.

Во второй части интервью мы приведем рассказ Татьяны Власовой о том, как Джигарханян чуть не стал «американцем», и пронзительную историю о его последних днях.

Начало пути

— Расскажите о вашей семье, о начале творческого пути, как складывалась ваша актерская карьера.

— Я очень долго была рядом с Арменом Борисовичем, я была настолько была предана ему, настолько буквально растворилась в его жизни, что о себе не думала. Никаких поползновений начать самостоятельную карьеру у меня не было. Хотя могла бы, если бы у меня было больше амбиций…

Училась я в Риге, в Латвии [в актерской студии при консерватории], я там жила у своей тети. Мама моя была в Сибири, потом она тоже переехала в Ригу. Мама меня очень поддерживала. В Риге я получила специальность актрисы. В студенческие годы играла в Рижском русском театре, в основном в массовых сценах. Больших ролей у меня не было. Молодая, неопытная, даже мальчишек играла, помню, мы бегали по сцене, снежки бросали…

Потом, когда я окончила курс и мы стали распределяться, я попала в Калининградский театр, там уже роли пошли, классику играла, в пьесе Виктора Розова, например. Думаю, современному молодому поколению зрителю это имя уже мало скажет. Затем Смоленский театр, там мне тоже посчастливилось играть хорошие роли.

— Расскажите о вашем первом муже, отце Степана. Знаю, что Александр Самсонович Григорян несколько лет назад скончался. (Александр Григорян, 1936—2017 — театральный режиссер и педагог. Народный артист Армянской ССР, Заслуженный деятель искусств РФ, художественный руководитель Ереванского русского театра имени К. Станиславского (1965—2017) — Прим. ФАН).

— Я была гражданской женой Александра Самсоновича. Замечательный человек, добрый, талантливый, я у него играла в спектакле [по пьесе Эдварда Радзинского] «104 страницы про любовь». Эта роль мне очень дорога, и, говорят, она мне очень удавалась. Билетерши всегда на этом спектакле стояли и плакали вместе со зрителями, так всех трогала эта грустная история любви.

С Александром Самсоновичем я познакомилась в Калининграде, у нас родился ребенок, Степа (Степан Джигарханян, в детстве был усыновлен Арменом Джигарханяном, в последнее время живет в США. — Прим. ФАН). А потом Александр Самсонович был приглашен главным режиссером в Ереванский русский театр, и мы уже семьей переехали с ним в Ереван.

«Мы были молодые, худые, влюбленные»

— Как произошло ваше знакомство с Арменом Борисовичем, расскажите про вашу любовь, совместную жизнь и работу.

— С Арменом Борисовичем я познакомилась в Ереване. Ну семья-то семьей [с Григоряном], но у нас с Александром Самсоновичем был гражданский брак, а в Ереване я увидела вот этого потрясающего человека (Джигарханяна), попала в его беспощадный плен, и он стал моим мужем на всю оставшуюся жизнь.

— Как скоро вы заключили брак?

— Мы заключили брак уже в Москве, куда мы переехали, когда об Армене Борисовиче узнал [известный советский режиссер Анатолий] Эфрос. Эфросу рассказали, что в Ереване есть актер, который потрясающе играет Ричарда III. И Армена Борисовича решено было позвать в Москву, в театр имени Ленинского комсомола («Ленком»). И мы уже с ним, семьей переехали в Москву.

Это была тяжелая пора для «Ленкома» — Эфрос был вынужден был уйти из театра, а Армен Борисович попал в Москву, когда была вся эта пертурбация. Армен Борисович был еще новичок в Москве, не смог сразу сориентироваться и остался в «Ленкоме».

(В 1967 году Анатолий Эфрос пригласил Джигарханяна в Московский театр имени Ленинского комсомола, но вскоре был отстранен от руководства и ушел вторым режиссером в Театр на Малой Бронной, взяв с собой десять актеров-единомышленников; Джигарханян остался в «Ленкоме». — Прим. ФАН).

Дали нам маленькую комнатку в полуподвальном помещении, а мы были молодые, худые, влюбленные. И нам все было нипочем. К тому же нам сказали: не пугайтесь, там Иннокентий Михайлович [Смоктуновский] тоже жил. Мы это место называли коморка. Так и вспоминали, «наша коморка». Недавно была в том районе, ничего не узнала…

После нескольких сезонов в «Ленкоме» [режиссер] Андрей Александрович Гончаров пригласил Армена Борисовича в Театр имени Маяковского, ну и там у него активно пошла карьера.

Я была ему очень нужна в это трудное время. Наверно, у Армена Борисовича в начале нашей московской жизни была какая-то неуверенность, страх перед неопределенным будущим. Знаю на многих примерах, что в Москве очень трудно не только начинать новую жизнь, но даже подтвердить уже имеющийся статус. Это удавалось очень малому количеству артистов. Кроме того, он армянин, другая республика, в общем, трудное время было. В то время я была ему большой поддержкой, о продолжении своей карьеры даже не думала, потому что нам надо было и в бытовом плане устраиваться. Сына на это время взяла к себе в Сибирь бабушка.

В Театре имени Маяковского у Армена Борисовича все состоялось, пошли замечательные спектакли с его участием, а я параллельно занималась бытом. Пытались выбраться из коморки, но все срывалось. Потом, наконец, нашелся добрый дядя в Краснопресненском районе, который нам сказал: ну, давайте уже на квартиру нацеливаться. Квартиру нам дали малогабаритную, но трехкомнатную.

— Тогда вы воссоединились с сыном и взяли к себе дочь Армена Борисовича?

— С детьми получилось так: мать Лены (родной дочери Джигарханяна) умерла в больнице. С той поры мы вчетвером — с Леной и Степой — жили в той самой трехкомнатной квартире у Белорусского вокзала. Когда они уже подросли и учились в высших учебных заведениях, Армен Борисович говорит: надо подумать, как им уже самостоятельно жить. Это был первый случай, когда он что-то попросил для себя. Он сам очень многим людям помог: кому телефон, кому — квартиру. Я говорю: а для нас когда что-нибудь попросишь? А он так нараспев отвечает: а для нас мне стыдно просить.

Это (помощь в получении дополнительной жилплощади) — первое дело, с которым он пошел к властям. Письма писал, даже просил меня какие-то ошибки исправлять, хотя сам был очень грамотным. Нам сказали: вы свою квартиру отдайте, а мы вас расселим — дадим две однокомнатные для каждого из чад, а вам на двоих — двухкомнатную.

Таким образом мы и разъехались, причем Лена и Степан бросали жребий, кому куда ехать.

(Дочь Джигарханяна Елена трагически погибла в 1987 году в 23 года, отравившись в машине угарным газом. — Прим. ФАН).

— Скажите, а Степан общался со своим родным отцом после того, как вы вышли замуж за Армена Борисовича?

— Нет, как-то не очень — разъехались и все. Наверное, у Александра Самсоновича были какие-то переживания, возможно, его самолюбие было уязвлено. Но он быстро успокоился, ну, может, не совсем успокоился, но во всяком случае наладил свою жизнь.

«Я не считала себя жертвой»

— Чувствовали ли вы себя в тени ярких мужчин? Не было ли ощущения, что ваш творческий потенциал раскрылся не полностью?

— Я тоже думала об этом. Вы не первая меня об этом спрашиваете, это естественный вопрос. Я думала, а вот если бы я сказала ему: я тоже хочу [делать карьеру]? Если бы меньше бытом занималась, а больше собой, не захотела бы терять профессию… Думаю, наверное, я всего этого хотела, но не очень сильно. Я не считала себя жертвой.

Я знала, что, если я этого захочу, Армен Борисович не очень будет этому рад. Ведь ему пришлось бы делить меня с моими делами, и у меня было бы меньше времени, чтобы уделять ему внимание. А мне в первую очередь хотелось, чтобы ему было хорошо. Я его очень чувствовала.

Но я много училась, я по натуре студент. Это было без отрыва от «бытового производства», но я не превратилась в домохозяйку. Хотя у меня формально и был статус домохозяйки, но я много читала, и переводила, и музыку слушала, и ему многое рекомендовала.

Когда в «Маяковке» шел спектакль, где он играл Большого Па [в пьесе «Кошка на раскаленной крыше» Теннесси Уильямса], я ему подсказала музыку Рэя Чарльза, он ее показал [режиссеру Андрею] Гончарову, и эта музыка стала лейтмотивом, она шла через весь спектакль.

Я не была оторвана от искусства и находила в этом удовлетворение. Просто он всегда был главный, и я отдавала предпочтение тому, чтобы помогать ему во всем. Как-то меня спросили, а чем, собственно, я ему помогала. Я ответила:

«Да хотя бы тем, что не мешала».

(При этих словах Татьяна Сергеевна засмеялась. — Прим. ФАН).

Именно так, я ему помогала тем, что не мешала.

«Я более полувека в плену его харизмы»

Какие черты Армена Борисовича вас особенно привлекали?

— Тут я вряд ли смогу выделить что-то, потому что он обладал такой харизмой, в которой просто растворяешься. И вот уже более полувека в плену этой его харизмы. Не я одна это чувствовала. Теплый, иногда ироничный — бурлящая ирония, но необидная. Любитель анекдотов, первый рассказчик во время застолий.

Что касается его качеств… Как бы это объяснить. Дело не в том, что он ко мне хорошо относился. И не только в том, что он любил людей. Он вообще был хороший человек. Он любил жизнь. И рядом с ним люди заражались этой его любовью.

Сама я уверена, что родилась с хорошим настроем, я всему в жизни радовалась. Мне всегда все нравилось, я во всем умела находить хорошее. Ведь на свете нет ничего стопроцентно хорошего и стопроцентно плохого. Обязательно есть и черное, и белое. Но «белое» мне больше виделось, если образно выражаться. И от этого всегда была радость. Иногда я даже думала: вроде ничего хорошего не произошло, а я радуюсь, дурочка я, что ли, которая плохого не видит? Нет, конечно, я не дурочка. А под его крылом это мое природное качество — именно такое отношение к жизни — расцветало, получало поддержку. Это было в унисон с его добрым отношением к жизни.

А какого-то одного качества, которое мне нравилось больше всего, наверно, не было. Вообще, как можно сказать, за что любишь? Если ты можешь объяснить, за что любишь, это уже какая-то арифметика, дроби какие-то…

«Меня в нем устраивало все»

— Были черты, которые вам в нем не очень нравились, ревновали ли вы его?

— В это трудно поверить, но ничего такого не было. Я замечала какие-то вещи, конечно, видела, что он иногда раздражается, устает. Иногда я смотрела на него и думала: ты устал, отдохни. Но никаких нотаций с моей стороны.

Не могу сказать, что-то меня что-то в нем раздражало, точно нет. Если я видела, что он потерял терпение, чем-то недоволен, я всегда понимала причину этого и знала, что это скоро пройдет. Так что не могу назвать его качество, которое бы меня раздражало или не устраивало. Меня в нем устраивало все. Даже то, что можно было бы и не принять.

У нас никогда в жизни не было отчаянных споров, разногласий, которые развели бы нас в разные стороны. А насчет ревности к актерству, к искусству — к этому я его не ревновала никогда. Мне хватало того места, которое я отвела себе в творчестве: помогать ему, сопереживать ему. Потому что актерская профессия тяжелая сама по себе. А он этому отдавал себя полностью, со всей энергией.

Он говорил: я прихожу домой зализывать свои раны. Это не обязательно было после какого-то боя, когда его кто-то заклевал. Это имелись в виду усталость, сомнения, или трудно роль дается. У меня сохранилось его письмо, когда он только-только начинал работать в Москве. Он тогда работал над «Мольером» в Ленкоме и вот он мне писал:

«Роль пока дается трудно».

Я это все знала, и понимала, как себя вести, чтобы он отдохнул. Для этого мне нужно было создать ему полный покой. Не отвлекать на бытовые вопросы.

Мне говорили, а ты не ревновала его, ведь поклонницы, то-се… Я говорила, конечно, нет. Актер нуждается в поклонении, он создан для зрителей. Он должен нравиться и видеть, что он воздействует на поклонников, доносит до них то, что вкладывает в свою роль. И если он получает ответную реакцию в виде добрых слов, букетов, даже в виде поцелуев — когда бегут, обнимают, говорят «ой, спасибо!» — это награда для актера. Значит, он все делает так, как ему хотелось. И что же, я буду его ревновать к успеху? Нет конечно, я буду счастлива за него!

Продолжение интервью об «американском» периоде жизни Татьяны Власовой и о последних днях Армена Джигарханяна читайте в ближайшее время на сайте ФАН.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь